Александр Листовский - Конармия [Часть первая]
Он снимал фуражку и широко крестился:
— Помяни, господи, новопреставленных воинов… Среди казаков шли разговоры:
— Ну, держитесь зараз, большевички!
— Ни одного красного, кум, теперича в плен не возьму!
— Гляди, гляди, что понаделали!
— Этак они всех казаков перевешают!..
Генерал Попов стоял на холме и, согнув руки в локтях, смотрел в бинокль. Перед ним раскрывалась в туманной дымке холмистая панорама Царицына с трубами, куполами, неровными кварталами домиков и стоящим ближе большим зданием паровой мельницы. Еще ближе, по эту сторону широкой балки, были видны какие-то шевелящиеся черные точки. Но генерал был близорук и, несмотря на бинокль, не мог определить, что они собой представляют.
— Евгений Петрович, — обратился он к стоявшему рядом начальнику штаба, — потрудитесь посмотреть, что это такое шевелится?
— А я простым глазом вижу, ваше превосходительство. Пехота. Окапываются, — ответил начштаба.
Это был Громославский полк, выдвинутый из резерва Ворошиловым. Вчера вечером громославцы дружной атакой сбили белых с юго-западной окраины Сарепты и прогнали их за широкую балку. Теперь они заканчивали отрывку окопов. Их и решил атаковать Попов в первую очередь.
Конные батареи, быстро изготовясь к бою и нащупав цель, открыли беглый огонь. Воздух наполнился грохотом. По линии окопов задымились черные вихри разрывов. Они взлетали словно из-под земли и перебегали вдоль рубежа обороны, обгоняя друг друга.
Ворошилов все эти дни не покидал наблюдательного пункта. Он хорошо видел подход к месту сражения крупной колонны белых и, не надеясь на Громославский полк, понесший большие потери во вчерашнем бою, решил лично повести в контратаку свой последний резерв. С этой мыслью Ворошилов приказал подать свою лошадь. Но тут в степи, несколько левее места, где он находился; показались крупные массы конницы, Ворошилов припал к биноклю. Конница шла колоннами. Впереди трепетал по ветру красный значок. Было хорошо видно, как ехавшие впереди несколько всадников поскакали галопом. Оставляя за собой длинный хвост высоко вьющейся пыли, к Царицыну на рысях подходила конная бригада Буденного.
Окинув взглядом поле боя, Буденный сразу же понял, что вышел в тыл артиллерийским позициям белых. Это была удача, и ее нужно было молниеносно использовать. Полки двинулись галопом. От них на бешеном карьере веером выдвинулись эскадроны, назначенные для атаки батареей.
Худощавый штабс-капитан, командир артиллерийского дивизиона, был занят стрельбой и не сразу увидел буден-новцев. Услышав быстрый конский топот, офицер оглянулся и побледнел. Размахивая шашками, к нему стремительно приближались какие-то пестро одетые всадники. Штабс-капитан рванул револьвер из кобуры и выстрелил себе в рот.
— Смирно! — крикнул Дундич, сдерживая лошадь, присевшую на задние ноги. — Кому дорога жизнь — сдавайся!
Бледные, с поднятыми руками артиллеристы посматривали на страшных всадников.
— Где командир? — спросил Дундич. Придерживая у фуражки дрожащую руку, к нему подошел старший фейерверкер.
— Так что разрешите доложить, командир застрелился, — сказал он, показывая глазами на труп штабс-капитана.
— Хорошо, я сам буду командовать. Номера, по местам!
Артиллеристы замялись. Кто нерешительно направился к орудиям, кто, опустив голову, остался на месте.
— Ну?! — Дундич взвел маузер. — Кто не выполнит приказа, будет расстрелян. К пушкам! Бегом!
Номера побежали к орудиям, встали смирно, как на ученье, и по команде Дундича дали три пристрелочных выстрела.
— Хорошо!.. По врагам революции!.. Шрапнель!.. Трубка… Беглый огонь! — откинувшись в седле, скомандовал Дундич.
Тем временем громославцы отчаянно отбивали атаки донской конной дивизии. От Царицына ударили по белым пушки подоспевшего бронепоезда. Но казаки, наскакивая лава за лавой, все же захватили окопы. В плен не брали. Теперь Попову оставалось пересечь широкую балку и ворваться в Царицын. Он поспешил рассредоточить полки и под артиллерийским обстрелом повел их рысью к Царицыну. Но тут позади него покатился в небо грохот. Генерал оглянулся. Над его полками сплошь нависли белые клубки рвущейся шрапнели. Казаки шарахнулись вправо по балке, к огородам села Ивановки.
— Что такое? В чем дело? — Попов с искаженным лицом повернулся к начальнику штаба. — Опять артиллеристы перепутали!.. Евгений Петрович, скачите к ним. Распорядитесь… О черт!
Мимо них со свистом пронесся шрапнельный стакан. Попов рывком поправил фуражку, задев рукой по лицу. Пенсне, блеснув, упало в траву. Все вокруг, генерала стало как в густом влажном тумане, и он тщетно старался разглядеть, что происходит. Лихорадочно ища по карманам запасное пенсне, он не сразу понял, что остался один. Ординарец лежал в нескольких шагах с разбитой головой. Пронеслось еще два-три батарейных залпа, и обстрел прекратился. Теперь стало слышно, как по земле, все приближаясь, катился конский топот.
Попов схватил бинокль, висевший на ремешке через шею, и посмотрел в него. К нему скакало несколько конных. Впереди всех мчался всадник в красном гусарском доломане. Он стоял на стременах и устрашающе вертел над головой блестящим клинком.
Генерал повернул лошадь и, пригнувшись в седле, пустил ее в полный мах к Дону…
— Дерпа, стой! Не гони! Все одно не догонишь! — закричал позади него боец в полушубке. — Ну и рванул генерал, — продолжал он, пристраиваясь к Дерпе и вкладывая клинок в ножны. — Так рванул, что, видно, и команды не подал, все бросил!
— Свинье не до поросят, когда ее палят, — отвечал Дерпа, нахмурившись. Он посмотрел в глубину балки, откуда слышался шум. Там рубились какие-то всадники. Оттуда группами и поодиночке вырывались бородатые казаки и скакали в степь, ища спасения в бегстве-.
— Ребята, гляди, поп с крестом! — крикнул боец в полушубке.
— Где? — Дерпа оглянулся.
— Да вон-вон, гляди, как нажимает! — показывал боец.
Вдоль балки скакал отец Терентий.
— Руби его! — крикнул, подъезжая к ним, пожилой казак с алым бантом на груди.
— Не надо, Назаров, — сказал Дерна. — Может, он не по своей воле. Возьмем в плен.
Они подскакали к монаху.
— Эй, батя, сдавайся! — крикнул Дерпа.
Отец Терентий остановил тяжело дышащую лошадь. Его маленькие глаза забегали по лицам бойцов, рот приоткрылся, обнажив черные пеньки сгнивших зубов, острый маленький нос собрался морщинами.
— Не подходи, антихрист, убью! — закричал он, ощерившись. — Анафема вам!
Монах рванул из-за спины карабин и щелкнул затвором, но перекосившийся патрон не подавался в патронник.
Дерпа молча подъехал, мощной рукой схватил монаха за грудь и швырнул его наземь.
Черноризец вскочил и, размахнувшись карабином, бросился на Назарова. Тот нагнулся и быстрым движением шашки проткнул монаха насквозь.
— Смотри, какой вредный поп, — произнес Дерпа. — Есть же такие люди на свете…
— Гляди! — крикнул Назаров.
Прямо на них выходила шагом из балки большая колонна, окруженная дозорными. Мягко колыхались распущенные знамена. Густой пар валил от лошадей, и они шли, как в тумане. Впереди ехал Буденный в чуть заломанной на затылок черной кубанке. Он оживленно говорил что-то ехавшему рядом Бахтурову, и тот кивал красивой головой.
— Наши идут! — весело сказал Дерпа. Он кинул в ножны клинок и, тронув лошадь шпорами, поскакал к своему эскадрону.
14
Еще в ночь на 27 октября большой конный отряд князя Тундутова ворвался в село Ремонтное. Белогвардейцы повесили председателя Совета, ограбили жителей, забрали скот и хлеб.
Бригада Буденного, стоявшая несколько дней под Царицыном, получила приказ командующего Ворошилова разгромить отряд князя Тундутова, который, по только что полученным сведениям, находился в районе Абаганерова. Полки готовились к выступлению. Поход был назначен на завтра.
Ока Иванович Городовиков сидел у себя в хате и штопал бекешу. Работа явно не ладилась. Тонкая иголка сломалась. Он поколол себе пальцы и ворчал что-то, поминая шайтана. Поэтому Городовиков не совсем дружелюбно взглянул на вошедшего в комнату незнакомого, очень рослого человека с такими же, как у Ворошилова, короткими усиками.
«Кто такой? — хмуро подумал Городовиков. — Ишь, каким нарядным явился. Хоть сейчас на парад!»
Действительно, плечистый, подтянутый человек, по виду командир, был одет настолько хорошо по тому времени, что его появление могло вызвать удивление. На нем были щегольские, начищенные до блеска сапоги со шпорами, красные бриджи и опушенная белой мерлушкой синяя венгерка.
— Командир полка Тимошенко, — грудным баритоном представился вошедший. — Не вы ли будете товарищ Городовиков? — вежливо справился он.